Россиянка, побывавшая в Непале, попыталась разобраться, как живут девочки, которых здесь почитают не просто как святых, а как буквальное проявление богини на земле. Речь о Кумари — живых богинях, которым по древнему обычаю запрещено ступать на землю и которые с раннего детства оказываются в центре сложного религиозного культа. Путешественница и фотограф Елена Лисейкина отправилась в Катманду не только ради красивых видов и храмов, но и ради того, чтобы увидеть, как в реальности выглядит жизнь ребенка, на которого возложили божественный статус.
В своем рассказе она описывает, как фигура Кумари — девочки-богини, считающейся воплощением богини Таледжу, пронизывает общественную и религиозную жизнь Непала. Кандидаток на роль живой богини ищут среди маленьких девочек, еще не достигших полового созревания. Отбраковывают тех, у кого есть даже незначительные проблемы со здоровьем; важны безупречные зубы, ровная кожа, особое строение глаз и лица. Важен и характер: будущая Кумари должна быть спокойной, эмоционально устойчивой, уметь сдерживать чувства. По оценкам Лисейкиной, в стране в каждый момент времени насчитывается всего около десятка таких девочек — от 10 до 12, и каждая из них становится объектом поклонения, страха и бесконечных ожиданий со стороны взрослых.
Решение, кто именно станет следующей богиней, принимает жреческий совет. Отбор сопровождается целым рядом испытаний, о которых местные жители рассказывают с благоговением и тревогой одновременно. Помимо проверки внешности есть ритуалы «проверки бесстрашия»: девочку помещают в темное помещение, где ее окружают маски демонов, громкие звуки, иногда даже кровь животных, принесенных в жертву. От кандидата ожидают полной невозмутимости — ни слез, ни крика, ни попытки убежать. В глазах верующих только ребенок, который не реагирует на этот ужас, может быть вместилищем божества. Для психологов же и посторонних наблюдателей именно этот момент кажется особенно тяжелым: по сути, маленькую девочку намеренно подвергают сильному стрессу.
С того момента, как жрецы объявляют новую Кумари, ее жизнь мгновенно перестраивается. Ребенок переезжает в особый дом или дворец, где живут жрецы и служители, и отныне ее повседневность полностью подчинена религиозному расписанию. Государство назначает ей официальное содержание, а паломники и местные жители несут подношения: деньги, украшения, ткани, сладости. Кумари редко произносит длинные фразы при посторонних — часто ее присутствие ограничивается молчаливым сидением у окна или на троне, когда она смотрит на верующих, а те почтительно склоняют головы в надежде на благословение.
Для многих непальцев прикосновение или даже просто взгляд живой богини воспринимаются как мощный оберег: кто-то верит, что это защитит от болезней, кто-то — что принесет удачу в бизнесе или спасет от несчастий. Именно поэтому экскурсии в Катманду к живой богине Кумари для туристов и паломников превращаются не просто в любопытное знакомство с традицией, а в личный, почти интимный опыт — встречу с сакральным персонажем, который еще вчера был обычным ребенком.
Самый известный и, пожалуй, шокирующий для россиян аспект — запрет Кумари касаться земли ногами за пределами своего дома. Ее нельзя увидеть идущей по улице: при выходе девочку несут на руках, в специальном паланкине или устанавливают на переносной трон. В дни важных праздников это превращается в впечатляющую процессию: звуки барабанов, яркие ткани, венки из цветов, толпы верующих и камера туристов, фиксирующих каждое движение. Но за внешним великолепием скрывается странное ощущение хрупкости, о котором пишет Лисейкина: ребенок словно заключен в золотую клетку — возвышенную, но все равно клетку.
Особенно остро путешественницу поразил разрыв между Кумари и ее семьей. После избрания девочка практически не живет дома: родители и родственники могут навещать ее только время от времени, как бы приходя не к дочери, а к богине. Мир ребенка наполняется взрослыми, которые приходят с мольбами, молитвами и просьбами, и почти полностью лишен обычной детской среды — игр с друзьями, школьной суеты, прогулок. По словам Лисейкиной, внутри дома Кумари царит своеобразная тишина: здесь мало спонтанности, каждый жест имеет смысл, каждый выход в свет сопровождается ритуалами.
Особое испытание заложено в самой структуре культа: статус живой богини временный. Как только у девочки появляются признаки взросления, прежде всего менархе, ее божественная роль считается завершенной. Вчера ее носили на руках, а сегодня она вновь становится «обычной» девочкой, которой нужно идти в школу, сидеть за партой, заводить друзей и впервые в жизни свободно ходить по земле. Елена признается, что именно этот момент кажется ей самым драматичным: ребенок, привыкший к абсолютному почитанию, вдруг попадает в мир, где больше нет свиты и бесконечных поклонов, а есть требования учителей и насмешки сверстников.
Лисейкина подчеркивает и психологическую двойственность положения Кумари. С одной стороны, девочка с ранних лет живет в атмосфере преклонения: к ней относятся бережно, ее оберегают от физических трудностей, обеспечивают всем необходимым, подчеркивают ее исключительность. С другой — за эту исключительность приходится платить почти полной потерей личной свободы. Никаких «пошли во двор играть», никаких шумных компаний, никаких спонтанных решений. Каждый шаг сопровождается внимательными взглядами взрослых, которые ждут от нее правильного, «божественного» поведения. Возникает вопрос: насколько тяжело хрупкой детской психике выдержать такой груз ожиданий и как девочка впоследствии справляется с падением с этого пьедестала?
Самим непальцам, по словам россиянки, культ Кумари кажется чем-то само собой разумеющимся. Старшее поколение воспринимает его как часть национальной идентичности, связующее звено между людьми и богами. Для них девочка-богиня — не абстракция, а реальная гарантия благополучия страны и защиты от бедствий. В то же время молодые горожане, особенно получившие западное образование, все чаще обсуждают, насколько эти традиции совместимы с современными представлениями о правах ребенка. Разговоры о необходимости реформировать институт Кумари или хотя бы смягчить самые жесткие правила звучат пока осторожно, но все чаще.
Туристы и паломники реагируют по-разному. Кто-то приезжает, чтобы сделать «тот самый кадр», и видит в Кумари экзотическую достопримечательность. Другие, узнав больше о том, что стоит за молчаливой фигурой в красном одеянии, начинают смотреть на девочку с сочувствием и тревогой. Лисейкина отмечает, что многие иностранцы, отправляясь в путешествие в Непал из России с посещением Кумари, поначалу воспринимают встречу с живой богиней как «обязательный пункт программы», но уже на месте сталкиваются с моральными вопросами, к которым не были готовы.
Интерес вызывают и экономические детали существования культа. Государство выделяет Кумари официальное жалованье, но многие семьи рассчитывают и на пожертвования паломников, которые могут стать важным источником дохода. После потери божественного статуса бывшие Кумари зачастую оказываются в непростой ситуации: им нужно осваивать мир, в котором уже нет ни дворца, ни потока подарков, ни особых привилегий. Некоторые получают поддержку от благотворительных организаций, которые помогают бывшим девочкам-богиням получить образование и профессию, но система такой помощи до сих пор далека от идеала.
Лисейкина отмечает, что культ Кумари не существует в вакууме: он тесно вплетен в туристическую индустрию. Многие компании предлагают тур по храмам и святыням Катманду (площадь Дурбар, дом Кумари) как один из центральных маршрутов в Непале. С одной стороны, это дает дополнительные средства на содержание исторических зданий и религиозных комплексов. С другой — превращает сакральное пространство в арену для постоянного наблюдения: камеры, гиды, громкие комментарии. Не все верующие довольны этим, но большинство вынуждено мириться с реальностью: туризм — важная статья дохода бедной страны.
Сами туры в Непал к богине Кумари сегодня сильно различаются по мотивации участников. Одни едут ради фотографии и галочки в списке «необычных мест», другие — как паломники, соединяя посещение Кумари с поездкой по буддийским монастырям и индуистским храмам. Растет популярность формата, когда паломнические туры в Непал: буддийские святыни и девочка-богиня Кумари объединяются в единый маршрут. В таких поездках гиды стараются рассказывать не только о внешней стороне ритуалов, но и о сложных этических вопросах, связанных с этим институтом. Для многих россиян подобный опыт становится поводом задуматься о том, где проходит граница между уважением к чужой культуре и моральным дискомфортом.
Елена подчеркивает, что впечатление от встречи с Кумари во многом зависит от подготовки путешественника. Те, кто заранее интересуется историей и контекстом, легче воспринимают увиденное и меньше склонны к поверхностным оценкам в духе «варварство» или, наоборот, «волшебная сказка». Она советует тем, кто планирует туры в Непал к богине Кумари, заранее продумать, как вести себя уважительно: не фотографировать без разрешения, не пытаться приблизиться к девочке ближе установленных границ, не воспринимать происходящее как «шоу» лишь для развлечения.
Нет однозначного ответа на вопрос, хорошо или плохо быть Кумари. Для одних бывших девочек-богинь это важная часть биографии, дающая чувство значимости и связи с традицией; для других — источник травм и трудностей в дальнейшем. Психологи, которых цитирует Лисейкина, говорят о рисках нарушения самооценки, зависимости от внешнего восхищения, проблемах с построением равноправных отношений во взрослом возрасте. Однако в Непале пока мало исследований, посвященных долгосрочным последствиям культа для самих участниц.
Наблюдая за тем, как вокруг маленькой девочки выстраивается сложная система ритуалов, ожиданий и экономических интересов, россиянка признается: главное чувство, которое она унесла из Катманду, — это не столько восхищение экзотикой, сколько глубокая двойственность. С одной стороны, поражает сила веры людей, готовых часами ждать одного-единственного взгляда богини. С другой — трудно примириться с мыслью, что цена этой веры — детство конкретной девочки, лишенной возможности выбирать. И, возможно, именно поэтому многие, возвращаясь из Непала, долго прокручивают в голове свое знакомство с живой богиней и пытаются понять, что для них важнее — уважение к древнему обычаю или сочувствие к ребенку, оказавшемуся в его центре.
Для тех, кто задумывается об осмысленном путешествии и хочет не только увидеть святыни, но и понять контекст, Лисейкина рекомендует сочетать экскурсии в Катманду к живой богине Кумари с посещением монастырей, беседами с местными жителями и чтением исследований о религиозных традициях региона. Тогда встреча с Кумари перестает быть просто эпизодом в поездке и превращается в важный личный опыт, который заставляет по-новому взглянуть и на Непал, и на собственные представления о вере, свободе и детстве.